Д-р Владимир Месамед: "Требуется другое решение..."

Преподаватель Еврейского университета в Иерусалиме, д-р Владимир Месамед сегодня по праву считается одним из ведущих иранистов Израиля. Так что лучшего собеседника по всему кругу проблем, связанных с Ираном – так, как они видятся из Израиля - и впрямь трудно было найти.

- Господин Месамед, какова сегодня реальная ситуация в Иране? Насколько, по вашей оценке, верны утверждения некоторых израильских политиков, что Иран близок к экономическому коллапсу и в итоге пойдет на уступки международному сообществу?

- Действительно, страна испытывает серьезные экономические трудности из-за огромного бремени международных санкций. Эти санкции неизбежно влекут за собой жесточайшую нестабильность в иранском обществе. По последним данным иранских экспертов, опубликованным на сайте информационного агентства ИРНА, за последнее время еще 20% населения страны опустились за черту бедности. Всего же эта социальная группа в Иране насчитывает уже 40 % населения. В стране продолжается рост безработицы. К этой тенденции приплюсовывается другая: многие из работающих заняты неполный день и готовы работать ниже минимально оговоренной зарплаты – лишь бы не потерять работу или профессиональные навыки. Иные готовы работать на любых условиях, лишь бы добыть пропитание своим семьям. По данным Генерального секретаря иранского Дома Рабочих Али Махджуба, за последний год в Иране закрылось порядка 1200 промышленных предприятий, что пополнило армию безработных примерно на 100 тысяч прежде занятых рабочих. Учтем при этом, что одним из широко разрекламированных предвыборных обещаний Ахмадинежада было ликвидировать безработицу в самое ближайшее время. На самом деле, его экономическая политика ежедневно плодит все новых и новых безработных. В этой связи можно привести слова министра индустрии, рудников и торговли Мехди Газанфари, сказанные им во время дискуссии в парламенте по вопросам экономической политики. Газанфари связывает все экономические трудности с одним фактором – действующими против Ирана санкциями мирового сообщества, нацеленными на прекращение реализации им военного компонента ядерной программы.

Косвенно слова Газанфари подтвердил и министр экономики Ирана Шамсэддин Хосейни, сказавший, что еще одно из огромных потрясений – серьезные колебания курсов иностранной валюты, что, безусловно, связано с экономическим прессингом санкций. Особенно чувствительными они стали в последние полгода, когда реальный курс иранского тумана подскочил от 1100 до 1800-2000 за доллар.

Кстати, в прессу уже просочились сведения и о том, что в кулуарах прошедшей в Стамбуле 14 апреля встрече иранской делегации с «шестеркой» посредников глава иранских переговорщиков, секретарь Высшего совета национальной безопасности Саид Джалили чуть ли не слезно умолял Верховного комиссара Евросоюза по вопросам внешней политики и безопасности Кэтрин Эштон содействовать уменьшению экономического прессинга на его страну. В стране отмечена высокая инфляция, за год она составила по официальным данным 21%, хотя реальная инфляция не ниже 26%. Часть аналитиков считает и эту цифру как не отражающую реальности.

Тревогу по поводу галопирующей инфляции и ее влиянии на положение самых малообеспеченных слоев населения высказывают в эти дни даже деятели высшего духовенства. Аятолла Насер Макарем-Ширази, говоря о растущей нищете в стране, напрямую обратился к правительству с предложением подумать и о народе. «Вы в последнее время склонны валить все беды на санкции, которые душат нашу экономику. Но это справедливо лишь отчасти. Вина и на вас, правительстве, которое не думает о простых людях». Экономические трудности как главную беду страны отмечали почти все депутаты на пленарном заседании парламента 12 июня. Народ душат и цены. С середины июня на 30% повышается цена на хлеб. Однако при всем при этом пока еще говорить об экономическом коллапсе. Санкции действуют, но страна продает нефть и живет. Уменьшение экспорта на некоторых направлениях – в страны Европы, частично – Японию, Индию, Южную Корею, компенсируется поисками новых покупателей. Так что при ныне действующем санкционном бремени еще не наступило время кризиса, хотя он недалек. Учтем один важный момент – пропагандистская машина исламского режима постоянно говорит о зловещем заговоре Запада против страны, которую хотят лишить права на мирные атомные технологии, и народ с этим согласен и в массе своей готов терпеть лишения.

- Насколько верна, по-вашему, оценка бывшего главы "Моссада" Меира Дагана о том, что при всем своем радикализме современный иранский режим достаточно рационален и не пойдет на такой шаг, как использование атомной бомбы против Израиля?

- В течение последних лет основной целью внешней политики Ирана является достижение статуса региональной державы. Президент страны Махмуд Ахмадинежад утверждает даже, что Иран уже реально стал мировой сверхдержавой. Как пример этого, ежегодно в День ядерных технологий (есть в Иране и такой праздник) он заявляет о новых рубежах в обогащении урана, увеличении количества центрифуг и т.д. Переход в разряд сверхдержав, разумеется, означает для Ирана и вход в клуб ядерных государств. Это – та мечта, которая засела в головах иранских лидеров, причем еще со времен аятоллы Хомейни – вождя исламской революции в стране, мечтавшего об «исламской атомной бомбе». Вот почему, Ирану нужна атомная бомба - как элемент престижа, давления на соседние страны, признания своего лидерства в исламском мире. Однако, при том уровне антиизраилизма, который владеет умами иранской исламской элиты, нетрудно предположить, что такая бомба может быть обращена и против Израиля. Заметьте: в той же мере, как и против соседних стран суннитского исламского мира, с которыми у Ирана полно противоречий, причем – достаточно жестких.

- Не так давно в "Джерузалем пост" было опубликовано интервью с сыном шаха Реза Пехлеви, в котором он призывает Израиль вкладывать деньги не в бомбардировку Ирана, а в иранскую оппозицию - чтобы ускорить смену режима в стране? Имеются ли какие-то сведения о контактах Израиля с иранской оппозицией? Действительно ли в современном Иране большинство народа жаждет перемен и для смены власти достаточно лишь внешнего толчка?

- Можно предположить, что у Израиля есть контакты с иранской оппозицией. Но трудно поверить, что оппозиция ныне имеет реальное влияние на проходящие в стране процессы. Что касается сына последнего иранского шаха, живущего сейчас в США и пытающегося сплотить вокруг себя оппозицию промонархического толка, то эта затея мне кажется вообще бесперспективной. США пытаются в последнее время работать внутри оппозиции, содействовать ее росту и влиянию, но здесь трудно видеть хоть какие-то успехи. Более обоснованно, на мой взгляд, полагаться на внутренние процессы, рост протестного потенциала, разногласия внутри правящей элиты, однако это длительный процесс. Что касается настроений народа, то значительная часть нынешнего населения страны выросла при исламском режиме, заражена его идеологией, и если и хочет перемен, то внутри существующего строя. Правда, в последние годы президент Ахмадинежад столкнулся с серьезнейшими проблемами, связанными с недовольством населения проводимой им внутренней политикой. Как серьезную индикацию можно расценить тот факт, что во время тогдашних беспорядков в Тегеране и других городах страны "гуляла" новая речевка, в которой рефреном звучит фраза "Ахмадинежад коштэ шэ" («Да будет убит Ахмадинежад»). Два года послевыборных протестных баталий, между тем, показали, что имеющийся внутри страны потенциал протестного движения разрознен, не сплочен единой идеей и не имеет руководства. Поэтому одно лишь внешнего толчка для того, чтобы сменить власть в стране, явно недостаточно.

- Как бы вы охарактеризовали нынешние взаимоотношения Ирана и России. Что для нынешнего иранского режима Россия?

- Россия не раз говорила в последние годы о стратегическом характере своих взаимоотношений с Ираном. По сути, это действительно так. Однако учитывая то обстоятельство, что нынешняя Россия все никак не может определиться с характером своих внешнеполитических пристрастий, не оторвавшись от Запада и не примкнув окончательно к Востоку, она не демонстрирует на иранском направлении твердости и решительности, чего хотелось бы Тегерану. Именно поэтому отношения двух стран отличаются наличием серьезных тактических расхождений, и образ России для Ирана достаточно размыт. Если почитать иранские газеты, то бросится в глаза крайний разброс – от образа друга (правда, с оттенком излишней прагматичности) до образа непреходящего врага, временами рядящегося в тогу друга. У меня такое ощущение, что иранцы просто не доверяют России, полагая, что в суровый час она вполне может их предать. Цитируя Высоцкого, с Ираном Россия «в горы не пойдет».

- Насколько верны утверждения некоторых российских политологов (скажем, Евгения Сатановского) о том, что Иран активно работает сегодня среди российских мусульман и интенсифицирует в их среде сепаратистские настроения?

- С такой точкой зрения я категорически не согласен. Действительно, Иран пытается «работать» в мусульманских регионах как России, так и бывшего СССР. Но на нынешнем этапе Иран пытается проводить там в жизнь разного рода культурные и экономические проекты. Иран, представляющий шиитский ислам, понимает тщетность попыток эффективной работы среди адептов суннитского ислама. Но это – сегодня. В стратегическом плане Иран окончательно не отказался от идеи экспорта исламской революции. Однако время для этого, считают иранские исламисты, еще не пришло. Надо укрепиться, овладеть экономическими позициями, а уж потом думать о идеологии.

- Какова Ваша оценка кризиса ирано-азербайджанских отношений? В чем его истинные причины? До какой степени может дойти Азербайджан в этом противостоянии? Как все происходящее сказывается на азербайджанцев, живущих в Иране?

- Эта тема, по сути, стала ныне доминирующей во многих мировых СМИ. На мой взгляд, ирано-азербайджанские отношения нельзя рассматривать в отрыве от доминирующей в Иране концепции исламской революции, ее жесткого антизападного компонента. США и Запад объявлены врагами иранского народа, и в этом ключе и нужно смотреть на взаимоотношения двух стран. В последние годы Азербайджан все увереннее входит в западные структуры, доказывая тем самые свою приверженность прозападному пути развития. Таким образом, ориентированность Баку на Запад можно считать вполне свершившимся фактом. Разумеется, это совсем не сопровождается восторгами Тегерана.

Другим фактором, осложняющим диалог между Тегераном и Баку, является развитие отношений между Азербайджаном и Израилем. Израиль является важным покупателем азербайджанской нефти, страны очень плотно сотрудничают в военной и технологической сферах. Ныне почти четверть «черного золота", потребляемого израильским рынком, приходится на Азербайджан. Азербайджан занимает первое место среди мусульманских стран по товарообороту с Израилем. Обе страны нуждаются друг в друге. Для Израиля важно и приоритетно иметь в качестве верного партнера умеренную мусульманскую республику с доминирующим шиитским населением, расположенную на границе с Ираном. Азербайджану важны такие плюсы Израиля как своеобразного моста на Запад, возможности использования еврейского лобби США, поставщика передовых технологий и ноу-хау, наличия в Израиле достаточно большой и авторитетной общины выходцев из этой страны. В определенной мере, прямые контакты между руководителями двух стран показывают, что, не снимая целиком действие иранского фактора, Азербайджан будет минимально его учитывать. Мне кажется, что взявшему прозападный курс Ильхаму Алиеву отношения Баку с Вашингтоном и Иерусалимом и в стратегическом, и в тактическом разрезе достаточно важны, зачастую входя в противоречия с культурно и исторически обусловленной дружбой с Тегераном.

Но, рассуждая об отношениях двух стран – Ирана и Республики Азербайджан, нельзя снимать со счетов и еще один очень аспект – они являются важной частью имеющих многовековую историю взаимоотношений Ирана с народами Южного Кавказа. Главную специфичность им придает тот факт, что в соответствии с российско-иранским Гюлистанским Договором от 1813 г. азербайджанцы были разделены между Россией и Ираном ( до 1935 г. – Персией), причем количественно доминирующая часть этого этноса ныне проживает на территории Исламской республики Иран, а значительно меньшая – в Азербайджанской Республике, получившей независимость в 1991 г. в результате развала СССР. Скажем и о том, что взаимное влечение персов и азербайджанцев обусловлено различными причинами. Здесь и территориальное соседство, конфессиональное тождество, общность исторических судеб и др. Что касается факторов отчуждения, то нужно принимать во внимание уникальность азербайджанского сознания, где сочетается шиитская ментальность и тюркская этническая основа. Последнее и считается камнем преткновения между исламским Ираном и Республикой Азербайджан. Здесь, несомненно, следует принимать во внимание, что почти два столетия большая часть азербайджанцев была подданными Персии, а остальная – России/CCCP. Накопились отличия: в Иране – в плане постепенной, иногда насильственной ассимиляции азербайджанцев с титульной персидской нацией (после исламской революции 1979 г. – на фундаменте хомейнизма, ставящего во главу угла единство в исламе). В России – при сохранении национальной автономии – секуляризации и европеизации азербайджанцев. Особенно активно этот процесс проявлялся в советское время, когда коммунистические идеологи и политики, выкорчевывая из сознания азербайджанского народа "религиозные предрассудки", творили "нового человека".

Провозглашение независимости бывшего Советского Азербайджана перевело ирано-азербайджанские взаимоотношения на уровень межгосударственных связей. Но иранцы не поняли, что это не совсем тот народ, что живет в их стране. Невосприимчивость значительной части населения Азербайджана навязываемой Ираном исламской пропаганде объясняется ее европеизированностью, успехами проведенной в советское время политики атеизации, высоким уровнем урбанизации. Любое усиление влияние Тегерана в Баку отождествлялось в обществе с ростом иранской угрозы, что само по себе ограничивало перспективы распространения здесь шиитского фундаментализма. Этим и объясняется низкая степень восприимчивости населением Азербайджана идей иранской исламской революции, что во многом определяет ныне происходящие в отношениях двух стран трения.

- Вернемся к ирано-израильским отношениям. Что, на ваш взгляд, станет решающим фактором при принятии решения о нанесении военного удара по Ирану?

- Я с большим сомнением смотрю на идею военного решения иранской атомной проблемы, ибо последствия такого шага просто трудно просчитать. Мне кажется, что такой шаг приведет лишь к одному – увеличит и так немалое количество врагов Израиля в мире. Мне кажется, что изворотливый еврейский ум должен найти другое решение. Думаю, оно уже реализуется, более того, кое-что в этом направлении уже сделано, причем, без излишнего информационного шума. Ну, а дальше – будем жить, будем видеть…

Д-р Владимир Месамед. Окончил Восточный факультет Ташкентского государственного университета. В 1984 году защитил диссертацию в Институте востоковедения АН СССР в Москве. В 1994 г. репатриировался в Израиль. До этого в течение 5 лет работал заместителем главного редактора - заведующим отделом вещания на Иран Управления вещания на зарубежные страны Гостелерадио Республики Узбекистан. С 1996 года, преподает иранистику в Институте стран Азии и Африки Еврейского университета в Иерусалиме. В 1995-2008 гг. работал в отделе вещания на Иран радиостанции «Коль Исраэль» («Голос Израиля»). С 2008 г. преподает также в Открытом университете Израиля. С 1997 г. – представитель журнала "Центральная Азия и Кавказ" (Швеция) на Ближнем Востоке. В 1999 – 2003 гг. колумнист приложения "За рубежом" газеты "Новости недели" (Тель-Авив). С 2002 года - политический обозреватель телеканала «Израиль-плюс». С 2006 г – эксперт Института Ближнего Востока (Москва). Автор многочисленных книжно-журнальных и газетных публикаций по различным актуальным проблемам востоковедения, изданных в Израиле, России. Швеции, Германии, США, Казахстане, Узбекистане.

В последние годы издательством Института Ближнего Востока выпущены его книги:
Иран - Израиль: от партнерства к конфликту. – М., 2009. 376 с.
Иран в Центральной Азии: два десятилетия диалога. – М., 2011. 268 с.
В июле там же выходит новая книга «Израиль в Центральной Азии: грезы и реальность».