Тбилисские истории. Ангел нового года

"Вестник Кавказа" публикует рассказы из сборника "Тбилисские истории" писателя и журналиста Юрия Симоняна, уроженца Тбилиси, хорошо знающего все аспекты региональных проблем — исторические, экономические, геополитические, межнациональные. "Тбилисские истории" передают дух города, в котором ни религия, ни национальность не играли никакой роли, а главными были человеческие качества.

На самом перекрестке Леселидзе и Гутанской за строительной сеткой, окутавшей весь реставрируемый квартал словно паутина гигантского паука, кто-то громко стонал. Вышедший на прогулку Амиран Гивиевич услышал этот звук боли и остановился, пытаясь установить, откуда он исходит. Улица была совершенно пустой – народ после новогодней ночи отдыхал.

Амиран Гивиевич тоже встречал Новый год. Посидел с женой перед телевизором с одиннадцати вечера до двух, поел немного сациви – как всегда удался, немного сыра с зеленью, опустошил с небольшой помощью супруги литровый кувшин "ркацители" – чистого-пречистого, как заверил даривший вино сосед Ванечка, и пошел почивать.

Утреннее состояние, однако, дало повод усомниться в словах соседа – голова гудела. Не так, чтобы очень, но присутствие излишка сахара в вине обозначила четко. "Не выдумывай – зачем Ванечке обманывать или бахвалиться? – пресекла его недовольное ворчание жена. – Это уже, дорогой мой, возраст – не можешь столько, сколько раньше".

Амиран Гивиевич хотел было возразить, но спорить вдруг стало лень. Он оделся, решив прогулкой на свежем воздухе поправить свое состояние. "Хлеба, может, купишь свежего", – напутствовала вслед жена.

"Хлеба ей свежего утром 1 января захотелось! Кто ж работать будет в такое время?!" – но и этого он не сказал из-за накатившей лени, а только кивнул и вышел на пустынную улицу.

Спустился по Сундукяна на Метехскую, оттуда на Мейдан, вышел на Леселидзе и неспешно направился к площади. Город словно вымер. Амиран Гивиевич посмотрел на часы – было, конечно, рановато, но все же не так, чтобы все продолжали спать после новогодней ночи, и на улицах не было б ни души. И именно тогда, когда он в очередной раз подумал об этой странности первого дня наступившего года, до него донесся сдавленный стон.

Амиран Гивиевич остановился и навострил слух. Он быстро определил, что страдалец находился за строительной сеткой, и даже разглядел силуэт. Но не более – сетка была слишком частой и света пропускала мало. Ему пришлось пройтись вдоль реставрирующегося здания в поисках подходящей прорехи в сетке. Амиран Гивиевич нырнул в щель и стал аккуратно пробираться между лесов в сторону усиливающихся по мере приближения стенаний.

"Эх, твоих бы родителей сейчас сюда, чтоб увидели тебя такого", – с досадой подумал Амиран Гивиевич при виде молодого человека в карнавальном костюме ангела, привалившегося к стене и, похоже, мучившегося похмельем. "Ты как сюда пролез?" – строго спросил Амиран Гивиевич и осекся, вспомнив о прорехе в сетке, в которую сам же и нырнул минутой раньше. Тогда он столь же строго произнес: "Пить надо в меру, молодой человек!"

Молодой человек не отреагировал, а только застонал еще громче.

"Вам плохо?" – не дождавшись ответа, Амиран Гивиевич предложил: "Давайте-ка выбираться отсюда, тут все-таки воздух несколько спертый. Давайте, я вам помогу, молодой человек. Так, поднимайтесь-поднимайтесь, сидите на холодной земле неизвестно сколько времени, простудитесь, простата, знаете ли, коварное..."

Но едва он прикоснулся к бедолаге, желая помочь ему подняться, как тот издал звук примерно такой, как трещотка гремучей змеи, зашипел злобно с присвистом и отпрянул в сторону.

Еще больше изданных молодым человеком звуков Амирана Гивиевича поразили его глаза – огромные-преогромные, как у теленка, и совершенно пустые с полнейшим отсутствием какого-то выражения.

"Сумасшедший, – мелькнуло у него в голове. – Или какую-то гадость употребил. Что ж молодежь с собой вытворяет – гнить готовы заживо, только бы мозги себе затуманить". Он решил было от греха дальше ретироваться, но тут молодой человек застонал так жалобно, что Амирана Гивиевича мгновенно затерзала совесть. "Молодой человек, вам плохо, я вызову неотлож... – он осекся, потрясенный картиной, которую открыл проникший сквозь сетку солнечный луч. – Мама моя дорогая!.."

Амиран Гивиевич не был верующим человеком, но и к атеистам не относился. Он склонялся к существованию неких сил, намного могущественнее человека, а главное – куда более справедливых. Тем не менее в тот час невероятного откровения Амиран Гивиевич, не задумываясь, перекрестился, и нет сомнений в том, что зачитал бы молитву, если б знал. Молитв он не знал, а потому мысли его, которые должны были к кому-то или куда-то обратиться, обратились было к соседу Ванечке, кроме сахара, очевидно, добавившего в благородный "ркацители" какое-то зелье из нездешних мест. Но что-то преградило мыслям и это направление, они остановились и сконцентрировались на стенавшем молодом человеке.

Дело в том, что принятое Амираном Гивиевичем за новогодний карнавальный костюм таковым не оказалось вовсе. У молодого человека не было рук. Вместо них природа или кто-то за нее одарил его двумя крыльями – белым и бело-рыжим. Тело и голова его, на первый взгляд, ничем не отличались от человеческих. Как обстояло дело с ногами – неизвестно. Их скрывало нечто длинное вроде темной юбки: то ли одежда, то ли особенность анатомического строения – кожа или что-то неизвестное и невообразимое разуму.

Амиран Гивиевич сам тихонько застонал, ощутив одновременно и страх, и бессилие, и растерянность. Он осторожно, стараясь не привлекать внимания странного существа, подобрался к валявшейся на земле доске, чтобы было чем обороняться при надобности. Достал мобилу, набрал номер своего приятеля Оника и тихо заговорил в трубку: "Оно джан, бросай все и иди прямо сейчас на Леселидзе... забудь своих гостей, я тебя умоляю – очень важное дело. Дойдешь до углового здания – я там за строительной сеткой. Нет, ничего пока не случилось. Будешь подходить – не шуми".

Оник, живший неподалеку, появился быстро. И не один. Встревоженный звонком Амирана Гивиевича, он захватил встретившихся по пути двоих знакомых, сказав, что хороший человек в беду попал и надо вызволить. Один за другим они, следуя указаниям Амирана Гивиевича, проникли за строительную сетку и застали его с доской в руках готового драться.

"Вот он!" – сказал Амиран Гивиевич, показывая на привалившегося к стене типа.

В молодости первый хулиган округи Оник тут же взял быка за рога. Подошел к незнакомцу и слегка пнул его: "Эй, ты из какого убана? Что развалился, как хозяин?"

Тот затрещал гремучей змеей и зашипел коброй, но, в отличие от интеллигентного Амирана Гивиевича, Оника не напугал.

"Ва! На этого мэймуна посмотрите! Тебе говорю, животное, ты из какого убана?" – с этими словами Оник съездил незнакомцу по уху: "А крылышки зачем? "Голубой", да?.."

Тот опять было зашипел-заверещал, и от нового подзатыльника его спас Амиран Гивиевич, вцепившийся в Оника: "Он не "голубой"! Оник, он вообще не человек!"

Два приятеля пришедшие с Оником стали сокрушаться тому, что впутались в такую авантюру. Не по себе стало и бывшему главному хулигану округи.

"Столько лет живу, а такого никогда не видел, – растерянно произнес он. – Настоящий ангел? Да чтоб у меня эта рука отсохла, которой его ударил".

Амиран Гивиевич еще раз подробно рассказал, как обнаружил существо, но как быть с ним дальше – понятнее не стало. "Ребята, кажется, у него с крылом проблема", – сказал, приглядевшись, один из приятелей Оника.

Рыже-белое крыло и в самом деле казалось вывороченным. Белым существо вполне себе шевелило, а вот другое, похоже, при малейшем движении причиняло ему боль, и, видимо, потому он то и дело стонал.

"Наверное, фейерверком ночью сбили, – предположил остроглазый приятель Оника. – Такого мощного салюта, как в этот раз, в Тбилиси никогда не бывало! Как будто война началась. Точно говорю – фейерверком попали. Китайским, который как из автомата стреляет. Вон и перья немного опаленные. Врача бы вызвать".

"Хорошо еще знать, какого врача, – отозвался Оник. – Обычного или птичьего".

"Может, он кушать хочет? – предположил второй незнакомец. – У меня все с собой – к хромому Али шли отмечать, а тут ты встретился".

Пряная гуда и зелень существу оказались явно неприятны, но при виде извлеченной вслед за ними бутыли в огромных пустых глазах на мгновенье мелькнула искра, не скрывшаяся от Амирана Гивиевича: "Налейте-ка, парни, ему стаканчик".

"Почему только ему? – удивился Оно. – Я тоже не откажусь. С Новым годом, друзья!"

Крылатый осторожно нагнулся к поднесенному стакану, казалось, принюхался и с внезапным резким звуком сходящей в раковине воды вмиг всосал в себя его содержимое.

"Может, он похмельем мучается?" – предположил Оник. "Если такое же потреблял, какое я этой ночью, то – несомненно", – выпитое вино благотворно сказалось на Амиране Гивиевиче.

Крылатый охотно всосал и второй стакан, потом и третий... Движения его стали более свободными, и подбитое крыло, казалось, беспокоило меньше. Оника интересовало, сколько сможет выпить крылатый и сумеет ли в этом деле потягаться с ним. Приятель предупредил, чтоб не раскатывал губу – вина не так уж много.

"Схожу, принесу свое, – решил Оно. – Из этого гуся, видать, хороший тамада мог получиться, если б разговаривать умел. А то шипит только, как моя теща".

Пока он ходил за вином Амиран Гивиевич и оставшиеся с ним приятели Оника попытались разговорить крылатого, но ничего не вышло. Он на самом деле не понимал человеческую речь или прикидывался так мастерски, что заподозрить его в кривлянии было невозможно. Но и шипеть-греметь тоже перестал. Оник вернулся с пятилитровой банкой вина тогда, когда его друзья пытались скормить крылатому кусочек сыра, а он отворачивался от него, смешно фыркая и тряся головой.

"Оставьте его в покое, – рассердился Оник. – Чего достаете? Не нравится ему гуда, я ее тоже, кстати, не очень. Вино любит – так налейте, пусть пьет на здоровье".

И крылатый пил. Сколько наливали, столько и пил, с шумом всасывая содержимое стакана.

"Что дальше?" – задумался Амиран Гивиевич. "Не знаю как ты, дорогой, а я еще пару стаканов выпью и ухожу – всегда в этот день на кладбище к брату поднимаюсь, – сказал Оник. – Говорят, что нельзя 1 января на кладбище. Знаю об этом, но у меня своя традиция". "Мы – тоже, – сказал один из приятелей. – Хромого Али обязательно должны навестить – ждет он нас. Плох стал здоровьем – может и не протянет этот год. Обязательно к нему нам надо".

"А с этим как быть?" – спросил Амиран Гивиевич. "Э, Амиран, тебе все проблемы мира и неба достались что ли?! – удивился Оник. – Иди своей дорогой куда шел, как будто ничего не случилось. Что ты ему можешь сделать? Языка не понимает. Пьет так, что ни одного винзавода не хватит, не то, что твоей учительской зарплаты. Иди и займись своими делами, а этот – откуда пришел, туда и исчезнет. А мы можем еще по стаканчику за праздник выпить".

Они выпили еще по стаканчику, потом еще по одному, поглядывая при этом на крылатого. Тот заметно оживился. Похоже, боль окончательно отпустила. Во всяком случае, он больше не стонал. Спустя немного времени, крылатый поднялся и потянулся к строительным лесам. Друзья отставили стаканы и стали наблюдать за ним. Он взгромоздился на нижние доски, ловко орудуя белым крылом, а бело-рыжее, видимо, все-таки побаливало. Ангел то подтягиваясь на верхних досках, то подпрыгивая, карабкался все выше к крыше ремонтируемого здания.

"Хоть бы спасибо сказал, столько вина в него влили", – рассмеялся Оник.

Потом сверху до них донесся шум хлопающих крыльев, но разглядеть ничего не удалось – мешали леса и строительная сетка.

"Улетел, наверное, и слава Создателю", – сказал один из приятелей Оника.

Они долго прощались. Так долго, что Оник забеспокоился, как бы темнота не помешала навестить могилу брата.

Амиран Гивиевич возвращался домой, радуясь тому, что проблема рассосалась сама собой. Ему, конечно, портил настроение неотвратимо приближавшийся разговор с супругой на предмет, где он пропадал целый праздничный день, первый день нового года. Но Амиран Гивиевич решил не рассказывать о странном происшествии. Да разве она бы поверила?

* * *

– Вот такая история случилась с нами много лет назад, – сказал Амиран. – Я тогда второй или третий год учителем работал. Русский язык преподавал. И вот такой Новый год у меня случился. Не верите? Оник бы подтвердил, только умер два года назад. А тех людей, что с ним пришли, я не знаю. Хотя можно поискать и найти – они подтвердят. Вот как вас вижу, так и этого ангела видел – одно крыло у него было белое-белое, а другое, которое болело, – наполовину рыжее. Не верите? Вино любил очень. Порочный такой ангел оказался. Не верите? Да чтоб мне...

Всем детям подарки приносил Дед Мороз. Санта Клаус тогда занимался тем же в другой части мира, не в нашей. Мне же с подачи бабушки приносил ни тот и ни другой. Мне всякие штуковины на Новый год дарил ангел. И в новогодние дни я часто подолгу пялился в окно, высматривая его.

Ангел возник неожиданно, когда я уже устал ждать, и отошел было от окна. Он летел, странно петляя, сбиваясь с пути и снова выходя на прямую. Одно крыло у него было белоснежным и сверкало в лунном свете, другое – наполовину темным. И на это крыло он припадал. Лететь он мог, похоже, только благодаря очень сильному здоровому крылу. Я позвал бабушку, но она не успела – ангел уже скрылся где-то в стороне Кумиси. Я хотел ей рассказать, но вдруг подумал – она ведь не поверит, что я видел пролетавшего ангела. Хромокрылого порочного ангела нового года.

***

·        * Леселидзе, Гутанская, Сундукяна, Метехская – тбилисские улицы, расположенные в разных частях города и вольно состыкованные автором